Чистилище - Страница 8

Зольц вплотную подошел в своих действиях к той черте, за которой начнется распад личности.

Все, чем он жил, потеряло смысл, обернулось против него. Генрих уже не контролировал собственных действий, утратив подавляющую часть жизненного опыта, он превратился в кого-то другого, упрямого, озлобленного помнящего лишь свое имя…

В таком состоянии, едва отдавая отчет в собственных действиях, он, наконец, оставил груду прямоугольных каменных блоков и медленно побрел в том направлении, куда ушел кибрайкер.

Последней надеждой, стремлением, стало желание покинуть свой логр.

Он не понимал, зачем и куда идет. Просто верил, что пепельно-серая равнина не бесконечна, а Ричард действительно оставил открытым проход в межмирье.

…

Длинная, нескончаемая череда впечатляющих образов…

Взгляду Генриха постепенно открывался хаос, который мы называем повседневной жизнью, с той лишь разницей, что в мире физическом определенные действия характеризовались термином "рутина", а тут принимали значение основополагающих поступков, определяющих статус той или иной личности в сложившемся конгломерате смежных миров.

Только незначительная часть увиденных реальностей сохраняла статичность, вторая, более многочисленная и неприятно поразившая воображение категория фантомных миров, попросту пустовала, - хозяева либо покинули их, либо матрицы личностей самоуничтожились в процессе трудной, а порой и попросту невозможной адаптации к абсолютной памяти и ограниченным возможностям общения.

Третий тип виртуальных реальностей, наиболее многочисленный, отражал полнейшее пренебрежение к выведенным логрианами законам виртуального существования: Генрих видел различные вариации проходов, начиная от рваных, безобразных дыр, сквозь которые сочилась серая хмарь межмирья, до оформленных архитектурными изысками тоннелей соединяющих между собой пограничные логры.

Там, где по определению должен существовать статиз, на самом деле кипела "жизнь".

По понятным причинам люди, попав в виртуальное заключение, испытывали два неодолимых стремления: во-первых, освободиться от неугодной части собственной памяти, и, во-вторых, воплотить в виртуальном пространстве те потаенные мечты, нереализованные амбиции, что не удалось осуществить в мире реальном.

Однако, помимо личных желаний людей, в пространстве логров продолжали функционировать законы, на основе которых формировалось любое виртуальное пространство. Не смотря на уникальную адаптивность логров, их безропотную "отзывчивость" человек, попавший в логр, мог испытывать лишь те эмоции, которые он уже вкусил при жизни. Что касается предметов или устройств, то тут дело обстояло еще более плачевно: как уже не раз убеждался Генрих, логр безропотно формировал облик, но для того, чтобы наполнить форму истинным, функциональным содержанием, системе требовались четкие инструкции, описывающие не только внешний вид, но и устройство желаемой модели.

В отличие от логриан, которые довольствовались малым и могли веками размышлять над правильным воплощением какой-либо модели, представители рода человеческого хотели получить многое и обладать предметом вожделения немедленно.

Среди многочисленных заключенных виртуальной тюрьмы лишь немногие обладали достаточной полнотой знаний, чтобы по-настоящему творить, у подавляющей же части личностей оставался небогатый выбор: либо сжаться, загнать свои амбиции, свою память в узкие рамки волевых запретов, либо биться в тенетах собственных мыслей, позывов, желаний, не имея возможности нормально реализовать их.

Благодаря усилиям кибрайкеров большинство обитателей фантомных вселенных, как и Зольц, получили свободу перемещения.

Так возникли реальности, напоминающие отстойники памяти, - люди приходили в логры, лишившиеся своих хозяев, и оставляли в них часть собственного "я" - ту самую неугодную, потаенную память, которую держали под запретом при жизни.

Негативные воспоминания десятков, если не сотен или тысяч заключенных, собранные в одном месте, формировали жуткие пространства, которые из-за адаптивности логров постепенно оживали, образуя нечто кошмарное…

Генрих ощущал себя как зверь, загнанный в ловушку.

Кругом его окружал сплошной нескончаемый и нужно сказать - опасный кошмар, сотканный из различных, причудливо смешавшихся образов.

Редкие фантомы настоящих личностей, обитающих в этой преисподней, оказались еще опаснее, чем стихийный синтез "брошенных" воспоминаний: они походили на совершенно одичавших, потерявших рассудок ментальных вампиров, от которых Зольцу приходилось либо прятаться, либо отбиваться, пуская в ход оружие, чтобы избежать плачевной участи, когда остатки его памяти стали бы достоянием обитателей жутких миров.

Казалось, что этому кошмару не будет конца.

Время окончательно потеряло смысл физической величины, превратившись в вечность.

***

Генрих менялся. Его личность таяла, все меньше оставалось воспоминаний, медленное, но неумолимое самоуничтожение казалось процессом неизбежным.

Он уже давно не стоил иллюзий, хотя подобная формулировка в фантомном пространстве звучала абсурдно.

Зольц прошел больше, чем несколько кругов ада. Наверное, телесные муки показались бы ему благом по сравнению с мучениями, что постоянно испытывал рассудок и сжавшаяся в маленький комочек, истерзанная душа.

При жизни Генрих никогда не придавал значения собственной душе. Он полагал, что ее не существует. Научившись при помощи волевых усилий загонять любые поползновения совести в глубины подсознания, Зольц думал, что решает проблему, но на самом деле лишь накапливал ее.